Несмотря на всю свою формально-политическую архаичность, права человека, как некоторые реально существующие, независимо от законов и деклараций, практики и ожидания простых людей во взаимоотношениях с властями, продолжают серьёзно донимать политиков и хозяев жизни по всему миру. Особенно эти стихийно существующие права человека мешают жить в своё удовольствие всяким авторитарным, гибридным и тому подобным политическим режимам. И особенно этим режимам мешают жить свобода слова и свобода собраний (свобода митингов и демонстраций), которые в руках местной свободолюбивой публики всегда превращаются в эффективные инструменты дискредитации правящих группировок. Например, при недостойном правлении[1] Владимира Путина свобода слова и свобода собраний, будь они не ограничены, буквально бы каждый день и час напоминали обществу, что «король-то у нас голый». А это для «короля» совершенно недопустимо: коррупционная, олигархическая, авторитарная, стяжательская и прочие телесные сущности путинского режима личной власти должны всячески скрываться от граждан. Поэтому, главная политическая задача современных, почти уже всегда просвещённых, автократов – контролировать улицы и слова. Однако, сегодняшний мир так устроен, что ни одно государство, которое хочет оставаться минимально рукопожатным в мировом сообществе и минимально приемлемым для собственного населения не может просто взять и отменить свободу слова и свободу собраний. Постоянное произнесение и написание представителями власти слов «демократия», «права человека» и т.п. являются в наше время неотъемлемой символической частью государственной матрицы. Государство в представлении современного массового человека без этих слов на властных скрижалях — просто не государство («права ты можешь нарушать, но признавать ты их обязан»). И это всё очень серьёзно – таковы в наше время традиционные и уже почти консервативные, народные представления о государстве, которое в сознании массового человека равно избранным парламентам, избранным президентам, клятвам с трибун о народолюбии и соблюдении прав человека (так раньше, в домодерные времена, государство в сознании простолюдинов было равно самодержавному монарху, чью власть обязательно должен был санкционировать какой-нибудь бог или его представитель). Как там на самом деле обстоят дела с «избранностью» и «соблюдением» — вопрос уже для любителей, так как он не связан напрямую с благополучием простого человека.
Да, такие народные представления о демократии и правах человека (успокаивающе-народолюбивые властные ритуалы) ближе к верованиям и чаяниям, и довольно далеки от очень подробных и технологизированных стандартов либеральной демократии. Но и таких «верований и чаяний» вполне достаточно, чтобы авторитарные режимы по всему миру как ужи на сковородке вертелись, пытаясь одновременно и свободы ограничить до комфортного для себя уровня и население с надзирающим международным сообществом не особенно расстроить.
Поскольку ниже речь пойдёт только о свободе слова, важно заметить, что коммуникативный феномен, который мы привычно называем «свободой слова» является не только и не столько одним из фундаментальных прав человека: непреходящей гуманитарной ценностью, гарантией всех прочих свобод личности, коммуникативной основой демократических режимов, нормативным сторожем всяческого плюрализма и вообще человеческого разнообразия. Не менее важно для любого общества и то обстоятельство, что свобода слова, в конечном счёте, является социокультурной платформой для любого развития: социального, технологического, политического, духовного. В любой сфере человеческого общежития без свободы слова (как свободы обмена информацией, эмоциями и мотивами) замедляются все социальные процессы, и снижается эффективность любого управления и самоуправления. Важные для сообщества решения принимаются не через несколько месяцев после возникновения проблемы, а через несколько лет. Новые важные для сообщества идеи и технологии на десятилетия запаздывают с массовой презентацией и освоением. Всякое запаздывание порождает запаздывание на следующих этапах развития, всякое замедление порождает замедление в производных процессах. И т.д. и т.п.
***
С середины 2000-х годов свобода слова стала главной угрозой безопасности правящего в России политического режима. Первоначально эта проблема была решена очень просто: самый популярный источник общественно значимой информации – телевидение – был взят властвующей группой под жёсткий контроль. За 15 лет этот жёсткий контроль превратился в корпоративную традицию, он настолько пропитал весь быт российских телекомпаний, что сам по себе практически уже не нужен. Современным российским телевидением, в значительной степени, правит самоконтроль и самоцензура в интересах Владимира Путина и его окружения. Порой даже в непроизносимых интересах. Однако, по мере того как аудитория новостного телевидения постепенно сокращается, а аудитория новостного интернета постепенно увеличивается, проблема свободы слова снова обострилась для правящего режима. Сегодня уже свобода интернета является основной угрозой его безопасности. Соответственно, интернет в нашей стране – это последнее неподконтрольное властям окно для свободы слова. А ограничение свободы интернета – главная на сегодня угроза свободе слова в стране.
Да, окно свободного интернета у нас ещё открыто, однако, начиная с 2012 года, рамы этого окна российские власти постепенно, но упорно прикрывают. Ежегодно целых 11 российских министерств, ведомств и правоохранительных структур ограничивают доступ к сотням тысячам сайтов и интернет-страниц, десятки тысяч материалов объявляются запрещёнными к распространению.
Но российские власти не ограничиваются запретами. За нежелательные для властей высказывания в интернете человека могут посадить за решётку на несколько лет или оштрафовать на несколько десятков тысяч рублей. В течение года российские правозащитные организации выявляют сотни фактов уголовного и тысячи фактов административного преследования пользователей интернета за неугодные властям тексты и изображения. В этих случаях речь, как правило, идёт о так называемом «неправомерном» или «злонамеренном» антиэкстремизме властей. Неправомерный антиэкстремизм – это псевдоправоохранительная деятельность властей, в рамках которой, ссылаясь на «противодействие экстремизму», правоохранительные органы преследуют людей, чьи действия не представляют реальной общественной опасности, но такое преследование позволяет властям запугивать активную часть общества и фактически ограничивать важнейшие гражданские права для обеспечения собственной безопасности.
Некоторые из самых свежих примеров 2019 года:
- 13 августа житель Татарстана был арестован на 5 суток и оштрафован на 1 тысячу рублей за публикацию «ВКонтакте» клипа на песню Талькова-младшего «Единый народ» («демонстрация экстремистской символики»: в клипе фигурирует восьмиконечный знак «коловрат», который считается «древнеславянской свастикой»).
- 5 августа житель Йошкар-Олы был оштрафован на 3 тысячи рублей за публикацию на своей странице в соцсети ролика «Припомним Жуликам и Ворам их Манифест-2002-го» («массовое распространение экстремистских материалов»).
- 30 июля женщина-военнослужащая из Приморского края приговорена к 2 годам лишения свободы условно с лишением права участвовать в деятельности общественных организаций за публикацию на своей странице «ВКонтакте» видеозаписи «Комментарии полковника Квачкова о положении русских националистов в тюрьмах» («публичные призывы к экстремизму»).
- 11 июня житель Севастополя был приговорён к двум с половиной годам лишения свободы условно за призывы в социальных сетях к свержению «путинского режима» и установлению «диктатуры пролетариата», а также за «стойкое неприязненное и нетерпимое отношение к представителям власти».
- 7 июня житель Челябинской области оштрафован на 10 тысяч рублей за пост «ВКонтакте», в котором он употребил словосочетания «мусорская группа» и «нелюди в погонах» («возбуждение вражды в отношении социальной группы «сотрудники правоохранительных органов»).
- 17 апреля житель Рязани оштрафован на 1.5 тысячи рублей за размещение на своей странице «ВКонтакте» фильма «Покушение на Россию» – о взрывах жилых домов в 1999 году («распространение экстремистских материалов»).
- 17 апреля житель Северодвинска оштрафован на 15 тысяч рублей за публикацию в соцсети атеистических карикатур («умышленное публичное осквернение религиозной атрибутики»).
- 11 апреля решением Ленинского районного суда г. Перми по иску прокурора Индустриального района г. Перми ограничен доступ к интернет-ресурсу, на котором была размещена инструкция «Как сделать атомную бомбу у себя дома»
Остаётся сакраментальное: это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Ведь деятельность российских правоохранительных органов в интернете во многих случаях вполне можно считать государственным экстремизмом, если под экстремизмом мы понимаем идеологию и практику крайних мер, основанную на крайней нетерпимости к оппонентам. А как ещё назвать 5 суток ареста в наказание за размещения в сети песни, какой бы она ни была? Это настоящий государственный экстремизм – настоящие крайние меры от крайней нетерпимости практически уже к любой политической и духовной инаковости. Но ведь у нас наказывают за музыку, слова и картинки не только суточными арестами и тысячными штрафами. По данным правозащитной группы «Агора», в 2018 году в России к реальному лишению свободы за публикации в интернете приговорили 45 человек, 384 человека подверглись другим формам уголовного преследования, ещё 4 402 человека попали под то или иное административное преследование властей: получили предупреждение, штраф, арест, обязательные работы. И это только те случаи, которые стали известны общественности из публичных отчетов госорганов, публикаций в СМИ, из сообщений в социальных сетях самих осуждённых и их защитников. Полноценной совокупной государственной статистики по различным видам и предметам наказаний за публикации в интернете у нас в стране не существует или её скрывают. Например, по мнению экспертов Информационно-аналитического центра «Сова», данные о приговорах за высказывания, которые им известны, «приблизительно втрое меньше реального количества приговоров».
Свобода интернета, конечно, не может быть абсолютной. Государство и гражданские сообщества просто обязаны препятствовать распространению наркотиков через интернет, провоцированию самоубийств, деятельности террористических и экстремистских организаций, распространению детской порнографии и т.п. Но ограничения свободы информации по этим параметрам не должны сокращать возможности граждан в защите своих прав, не должны препятствовать людям продвигать в обществе и в государстве свои мирные интересы. Мысль простая, но не в сегодняшней России, где общественная свобода всегда проигрывает безопасности правящего режима.
С одной стороны, российские органы государственной власти по собственному произволу и зачастую вопреки собственным законам, ограничивает любые свободы граждан в любых обстоятельствах, если считает, что эти свободы в этих обстоятельствах подрывают или подвергают сомнению власть конкретной группы людей, возглавляемой Владимиром Путиным. С другой стороны, даже пытаясь защитить собственных граждан от тёмных сторон современной цивилизации (упомянутые наркомания, терроризм, экстремизм, детская порнография, подростковый суицид и т.п.) правящий режим и в этой защите, прежде всего, отстаивает свою выгоду, и потому просто с железной необходимостью всегда и всюду порождает перегибы: от чудовищных до комичных:
- Борьба с экстремизмом у нас превращается в борьбу с любой реальной оппозицией и вообще с любым инакомыслием.
- Забота о безопасности школьников привела к превращению школ в закрытые режимные учреждения, в которых уже никому непонятно, что происходит.
- Забота о городском благоустройстве и комфорте горожан стала формальной причиной для тотального запрета нежелательных митингов и демонстраций в центрах российских городов.
- Забота о психическом здоровье подростков привела к попыткам организовать тотальную государственную слежку за ними в социальных сетях.
- Борьба с исламским терроризмом превратилась в смешную ловлю информационных блох на ортодоксальных исламских сайтах.
- Российская полиция и другие правоохранительные органы, несмотря на все реформы, по-прежнему остаются реальной угрозой для мирных законопослушных граждан и всё чаще вместо борьбы с преступностью и охраны общественного порядка занимаются политическим сыском и берут на себя жандармские функции.
- Забота о благополучии детей в семьях превратилось в чиновничий промысел по отъёму родительских прав, теперь уже и с политическим подтекстом (например, недавние претензии органов опеки к семье Людмилы Ёлтышевой, которая является руководителем организации «За права многодетных в Пермском крае» и досаждает местным властям своими инициативами).
Любую безопасность правящая страной группа профанирует или превращает в безопасность для себя.
Несмотря на введение в прошлом году административной ответственности вместо уголовной по делам о возбуждении вражды, в России сохраняется общий карательный тренд государственной политики на контроль и пресечение нежелательных активностей в интернете. Более того, по целому ряду ограничений свободы интернета происходит явная эскалация. Например, по данным той же «Агоры», в 2018 году в 5 раз, в сравнении с предыдущим годом, увеличилось количество случаев ограничения доступа к тем или иным интернет-ресурсам (с 88 832 до 488 609) и в 80 раз увеличилось количество случаев судебного или ведомственного запрета на распространение той или иной информации (с 2 196 до 161 171). Безусловно, такой рост произошёл не только из-за ограничений по политическим мотивам и вопреки духу и букве Всеобщей декларации прав человека, однако, по экспертным оценкам специализированных правозащитных организаций, эта общая тенденция очевидна и в сфере политически мотивированных ограничений свободы интернета.
В 2018–начале 2019 годов органы власти приняли новые нормативные акты и использовали новые запретительные меры, которые вывели государственную борьбу со свободой интернета на новый, ещё более опасный, уровень:
- 1 января 2018 года вступил в силу так называемый «Закон о мессенджерах», требующий от владельцев служб мгновенного обмена сообщениями идентифицировать пользователей по номеру мобильного телефона.
- В апреле 2018 года Роскомнадзор предпринял попытку блокировки мессенджера Telegram.
- 20 апреля 2018 года Верховный суд России принял Определение, требующее при рассмотрении дел о запрете информации в интернете привлекать к ответственности авторов размещенной информации или владельцев сайтов.
- В сентябре 2018 года вступил в силу закон об ответственности операторов поисковых систем за отказ подключиться к Реестру запрещенных сайтов и удалять из результатов поисковой выдачи ссылки на заблокированные ресурсы.
- Осенью 2018 года, во время массовых протестов в Ингушетии против изменения административной границы с Чечней, операторы связи по требованию властей несколько раз централизованно отключали интернет.
- С 1 декабря 2018 года вступили в силу поправки в Закон «Об информации», позволяющие во внесудебном порядке блокировать «призывы к совершению противоправных действий, представляющих угрозу жизни и здоровью несовершеннолетних и других лиц».
- В статью 17.15 Кодекса об административных правонарушениях были внесены поправки, устанавливающие ответственность за отказ удалить информацию, запрещенную решением суда. Кроме того, было введено уголовное наказание до 1 года лишения свободы за злостное неисполнение такого требования.
- 29 марта 2019 года вступил в силу так называемый «Закон о неуважении власти», устанавливающий административную ответственность за публикацию на интернет-ресурсах материалов, «выражающих в неприличной форме явное неуважение к обществу, государству, официальным государственным символам РФ, Конституции РФ и органам государственной власти РФ».
- Тогда же, 29 марта 2019 года, вступил в силу так называемый «Закон о блокировке фейковых новостей», под которыми понимается недостоверная информация, создающая «угрозу причинения вреда жизни и (или) здоровью граждан, имуществу, угрозу массового нарушения общественного порядка и (или) общественной безопасности либо угрозу создания помех функционированию или прекращения функционирования объектов жизнеобеспечения, транспортной или социальной инфраструктуры, кредитных организаций, объектов энергетики, промышленности или связи».
И, наконец, 1 мая 2019 года Президент Путин подписал так называемый «Закон о суверенном Рунете». Этот закон может быть и простой угрозой, и несбыточной мечтой путинской команды, и реальной демонстрацией решимости и возможностей режима радикально пресечь инакомыслие и ликвидировать виртуальные платформы гражданской самоорганизации во имя сохранения собственной власти в стране. В любом случае, этот закон с обезоруживающей ясностью демонстрирует страх и агрессию правящей группы в отношении интернета.
К слову сказать, сегодняшние «интернет-репрессии» очень похожи на сталинские репрессии, но, конечно же, не мерами пресечения – на фоне сталинских репрессий любые современные политические репрессии выглядят апофеозом гуманности, но в этом смысле сравнивать их так же глупо, как сравнивать бедность при Сталине с бедностью при Путине. Роднит их другое: во-первых, явное стремление выполнить какие-то плановые задания, а, во-вторых, какой-то абсолютно бюрократический, безличностный характер самих репрессий, такое ощущение, что охранителей абсолютно не волнует, насколько реально опасна жертва, главное, чтобы она отвечала каким-то формальным признакам (наличие доноса, перепост запрещённого текста и т.п.).
***
А что в Перми? А в Перми всё – как везде: нам известна только надводная часть местной кропотливой работы по ограничению свободы интернета (за несколько лет около двух десятков фактов привлечения и попыток привлечения к уголовной или административной ответственности за активность в интернете). О подводной части ещё только предстоит узнать. Но точно известно, что пермские власти и компетентные органы очень стараются.
Уже второй год Министерство территориальной безопасности Пермского края выделяет средства на «проведение лингвистических, комплексных психолого-лингвистических исследований и экспертиз на предмет выявления высказываний экстремистского и террористического характера и террористической направленности». В техзадании контракта сказано: «Исполнитель оказывает услуги по заявкам Заказчика или уполномоченного им лица (в том числе из числа сотрудников УФСБ России по Пермскому краю, ГУ МВД России по Пермскому краю)». В 2018 году эту услугу пермским властям оказывало АНО «БСЭНО» (Бюро судебных экспертиз и независимой оценки) и стоило это бюджету 300 000 рублей. В этом году эту услугу оказывает АНО «ЛИНГВА-ЭКСПЕРТ» за 384 340 рублей. Подробности здесь: https://synapsenet.ru/searchorganization/1175958014671-ministerstvo-territorialnoj-bezopasnosti/1105900000304-ano-bseno/svyazannye-dogovory .
Так, же уже второй год власти Пермского края приобретают «право на использование специализированной программы для ЭВМ: Поисково-аналитической системы для поиска, мониторинга и анализа информации из социальной сети «ВКонтакте» на условиях простой (неисключительной) лицензии». В 2018 году это право приобретало ГУ МВД РФ по Пермскому краю, а в этом году покупателем стало Министерство территориальной безопасности. В обоих случаях тендер выиграло ООО «СЕУСЛАБ». В 2018 году его услуги стоили 159 200 рублей, в этом году – 480 000 рублей.
Если раньше пермские лейтенанты, капитаны и даже майоры МВД и ФСБ лично сидели за компьютерами и вручную, только по им известной логике, подбирали и листали наши аккаунты, то сейчас этим занимается программа. Прогресс – он ведь морально нейтрален: кто заплатил – на того и работает, какие цели поставили – достижение таких целей и облегчает. Мне иногда кажется, что интернет, помимо прочего, в России нужен затем, чтобы всякие специально для этого предназначенные органы могли бороться с экстремизмом и терроризмом, поскольку вне интернета эти опасные проявления человеческого своеволия уж очень редки в наших селеньях – на все органы экстремистов не хватает.
В заключение не могу не заметить: современная российская общественность, включая пермскую, даже в своём свободолюбивом сегменте, и даже сообщество IT-активистов недооценивают той опасности, которую представляет для свободы интернета и свободы слова вообще интернет-политика российских властей, прежде всего, надзорных и правоохранительных органов. Об этой недооценке свидетельствуют очень простые факты. В подавляющем большинстве регионов России, в том числе в Пермском крае, отсутствуют устойчивые специализированные общественные группы, активистские сообщества, гражданские коалиции, регулярно и целенаправленно занимающиеся мониторингом, продвижением и защитой свободы интернета. Эта общественная недооценка поощряет заинтересованные властные группы к дальнейшему ужесточению мер контроля за интернетом. Поэтому свободу интернета надо защищать прямо сейчас и постоянно. Чтобы тем, у кого руки чешутся, неповадно было.
Самое простое: жертвам неправомерного и злонамеренного антиэкстремизма не надо скрывать свои проблемы, надо, напротив, придавать их максимальной гласности. Благо в Перми достаточно гражданских организаций и СМИ, которые примут эту информацию и распорядятся ею надлежащим образом. А всем нам, кому больше повезло, надо, как минимум, проявлять активную публичную солидарность с ними. Люди имеют право публично говорить о том, что им не нравится в обществе и государстве, и о тех, кто именно им не нравится и почему. Даже если кто-то и говорит очевидные глупости или слишком резок. За слова, за глупости и даже за нецензурную брань в адрес хоть кого нельзя лишать свободы и нельзя угрожать лишением свободы (условное заключение). Нельзя за обидные для властей слова и картинки разорять человека и его семью, назначая штрафы, составляющие существенную часть их заработка и тем более значительно превышающие его. На неправомерный и злономеренный антиэкстремизм властей в интернете мы вполне можем ответить правомерным сопротивлением.
Важно на полицейский мониторинг интернета ответить гражданским мониторингом полицейской активности в интернете. Каждая попытка властей привлечь любого пермяка к уголовной или административной ответственности за слова в интернете должна получить гражданскую оценку, и в случае подтверждения неправомерного или злонамеренного антиэкстремизма властей пермское гражданское сообщество должно принять все необходимые меры для гражданской и правовой защиты пострадавших. Благо в Перми есть, хоть и не в достаточном количестве, гражданские организации, активистские группы, общественные юристы, а в последнее время и адвокаты, способные квалифицированно сделать эту работу.
Каждый случай экстремистского антиэкстремизма властей в интернете должен получить в Перми достойный гражданский отпор. Интернет – это не просто всемирное хранилище всей информацией, всех сплетен и всех отношений. Интернет, нравится нам это или нет, это современный и незаменимый способ формирования современного общества. Современного, но не идеального. А современной России очень не хватает некоторых сторон современности.
________________________________________________
Фактологической основой этой статьи стали разнообразные и обширные данные, собранные ведущими и уже, я бы сказал, выдающимися российскими агрегаторами независимой правовой информации и активности: правозащитной группой «Агора», Информационно-аналитическим центром «Сова», общественным проектом «Роскомсвобода».
Игорь Аверкиев, 3 октября 2019 года
Приложение о терминах:
Правозащитная группа «Агора» о свободе интернета:
«Мы признаем, что свобода информации не является абсолютной и, согласно Конституции России и Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, может быть ограничена при условии, что такое ограничение соответствует трём требованиям: предусмотрено доступным гражданам и понятно сформулированным законом, преследует правомерную цель, и необходимо в демократическом обществе».
Информационно-аналитический центр «Сова» о неправомерном антиэкстремизме:
«Неблагозвучным термином «неправомерный антиэкстремизм» мы обозначаем действия государства и общественных групп, предпринимаемые в рамках противодействия агрессивному национализму или иным формам неприемлемого радикализма, но фактически направленные преимущественно на неправомерное ограничение гражданских свобод или даже прямо попирающие гражданские свободы.
Мы отдаем себе
отчет в спорности границ правомерного и неправомерного в этой сфере. Часть
таких действий предпринимается злонамеренно, а антифашизм и антиэкстремизм
используются лишь как прикрытие. Но к чрезмерному и неприемлемому ограничению
гражданских прав могут вести и благие намерения».
[1] «Недостойное правление» — термин предложен политологом Владимиром Гельманом в качестве образной характеристики политического режима Владимира Путина и по сути является актуальной российской интерпретацией устойчивого политического термина bad governance (плохое управление).
